Время отмщения [HL] - Алексей Волков

— А это что?!

— Качели, товарищ подполковник! — бодренько подсказал я начальству.

— Я вижу, что качели. Почему они здесь?

— Как воспоминание о родине. Бойцы молодые, все вокруг чужое, а так увидят — и на душе потеплеет. Опять-таки порция доброго армейского юмора никому не повредит.

— Я вам такой юмор покажу — обхохочетесь! — пообещал полкач, словно в его силах было чем-то напугать меня.

Дальше все равно уже не сошлют. Как в анекдоте про чукчу.

Но больше Николаич говорить ничего не стал. Он резко развернулся и устремился в глубь лагеря в поисках очередных недостатков, даже позабыв отдать распоряжение о ликвидации плодов «армейского юмора». А нет приказа — нет действия.

Лишь начфиз осуждающе покачал головой, но раз нет распоряжений от нашего отца-командира, то и заму по физкультуре вмешиваться негоже, и он бросился догонять уходящее начальство.

А дальше — обычные дела, занятия, вечерняя проверка…

Хотя куда с подводной лодки-то денешься?

Никаких часовых у четко очерченной невысоким трубчатым забором границы ученого лагеря, разумеется, не наблюдалось. Да и кого от кого охранять? Солдаты, по мысли начальства, в течение дня никакого свободного времени иметь не должны, ночью же обязаны спать без задних ног, равно как и без передних, ежели таковые имеются. Какие уж тут прогулки на сторону?

С учеными несколько посложнее. Посторонним нечего делать в расположении части, но не превращать же обремененных степенями людей в заключенных! Да и с чего бы людям штатским, переполненным ощущениями собственной исключительности, вдруг переть на плацы да наблюдать там за муштрой? Каждый интеллигент от рождения знает: армия унижает человеческое достоинство, не позволяет духу взмыть ввысь и вообще служит аппаратом насилия. Уже потому он, интеллигент, обязан держаться от данного адского механизма возможно дальше. Их самих к нам в гости ходить не заставишь. Даже столовую себе оборудовали отдельно.

Идти было недалеко. Звездное небо над головой, не замутненное электричеством на земле, теплый воздух — поневоле душа радуется и хочет чего-то иного вместо рутинной службы. Словно возвращаешься в юность, когда еще были перед тобой открыты все пути, и ты был вправе выбирать, по какой именно дороге двигаться тебе дальше.

Вот я и выбрал по дури. Но толку в нашем выборе? Я окончил училище, кто-то — университеты и институты, а в итоге все попали в одно и то же место, лишь задачи наши несколько различаются. Да на пенсию я уйду гораздо раньше ученых собратьев, наверное, в качестве компенсации за бесчисленные бессонные ночи.

Свободные, в отличие от нас, мудрецы вели себя так же, как мы, грешные. В большинстве модулей свет уже не горел, но попадались и такие, обитатели которых бодрствовали несмотря ни на что.

Найти искомый не составляло труда. Я же сам провожал Дашу к ее новому жилищу, и какая разница, ночь сейчас или день? Лишь бы горело нужное окно, а прочее…

Окно светилось, и я сначала прибавил шагу, а потом, напротив, едва не остановился.

Нет, нерешительным меня назвать нельзя. Просто я несколько отвык от женского общества, если не брать в расчет определенные его категории, и поневоле опасался, как бы с языка случайно не сорвалась фраза, вполне уместная среди мужчин, но, увы, совсем не предназначенная для хорошеньких девичьих ушек. Тем более когда обладательница этих ушек имеет университетское образование и скоро получит кандидатскую степень. Надо быть непробиваемым идиотом, чтобы чувствовать себя совсем уж непринужденно. Или — поручиком Ржевским. По званию я ровня с легендарным героем, а в остальном несколько не дотягиваю. Хотя и стараюсь.

Ладно. Кто не рискует, тот вообще ничего не пьет. Я одергиваю куртку и решительно тяну дверь на себя. Здесь, как и у нас, попадаешь в своеобразный предбанник, куда выходят двери комнат. Стучу в нужную, и после приглашения заглядываю внутрь.

— Разрешите? — я уже вошел, но вежливость, вежливость и еще раз вежливость. — Прошу прощения за столь поздний визит, однако раньше никак не мог — служба.

Комнаты у ученых на двоих. Напарница Даши — женщина в летах и очках, черноволосая, несколько подрасполневшая, но все еще молодящаяся и выглядевшая весьма ничего. До Даши ей, разумеется, далеко, но все же я не могу не признать: крокодилом соседка переводчицы отнюдь не была.

Что ее портило — это определенная спесь, выражение высокомерия, с которым она скользнула по моей форме.

— Елена Владимировна, — представилась соседка, не подавая руки.

— Андрей, — на этот раз на мне были туфли, и я смог щелкнуть каблуками и склонил голову. Панаму я снял еще перед входом в модуль.

Подумывал, не нацепить ли орден, но витающие в эмпиреях женщины вполне могут принять его за какой-нибудь значок. Да и чем особенно хвастать? Тем, что уцелел в свинцовых непогодах?

Если ей угодно по отчеству, пусть будет так. Хотя подобное обращение поневоле делает человека старше.

Сразу видно, что в комнате обитают женщины. Они уже успели создать здесь уют, не то что мы, вечные странники и невольные пофигисты. Вроде ничего особенного, тут — картинка, там — салфеточка, но в итоге появлялось впечатление обжитости. Словно все происходит не в военном лагере, а дома. Даже чайник на столе был не закопченным, как наши, а чистеньким и блестящим, а вместо стаканов стояли настоящие фарфоровые чашки.

— Это вам, — я выложил принесенный шоколад.

— Чай будете? — снизошла до меня Елена.

— Не откажусь.

Чай — это лишний повод несколько задержаться, ведь его можно пить очень и очень долго.

— Дашенька, обслужи своего гостя. Кипяток уже остыл.

Кипяток остыть не может, ибо тогда элементарно превращается в теплую воду, но поправлять ученую даму я не стал.

— Вам не попадет от начальства? — с оттенком высокомерия поинтересовалась Елена, пока Даша занималась чайником.

— С чего бы?

— Ночь все-таки, а вы гуляете.

— И что? В данный момент я не на службе.

Ее слова можно расценить как желание послать меня подальше. А можно — как попытку уколоть, противопоставить свою независимость и свободу моим невольным ограничениям.

— Я думала, для вас обязателен режим.

— Как и для вас. Не больше и не меньше. Просто вы можете по каким-либо причинам растянуть свою работу, манкировать ею, а мы обязаны выполнять порученное нам дело вне зависимости от желаний и нежеланий, причем в срок.

— Подневольные люди, — вздохнула Елена.

— Не подневольные, а государевы, — поправил я. — Кому-то надо служить, чтобы остальные могли предаваться отдыху в собственное удовольствие. Увы, но так устроен мир, и изменить что-либо мы не в силах.

— Но мы в другом мире, а не в нашем, — мгновенно напомнили мне.

Интересно, как бы она себя чувствовала посреди пустыни без нас? И долго бы прожила, учитывая бродящих где-то восточных друзей?

Я невольно вспомнил выданную карту. Она охватывала сравнительно небольшой район, дорогу до Врат и прилегающую местность, однако там было минимум десятка два пометок, обозначавших чужие селения. Если бы летчики не были связаны приказами и отклонялись от трассы над дорогой, они без труда обнаружили бы немало чуждых здешней цивилизации кишлаков.

— И начальник у вас ужасный хам. Как он говорил с самим академиком!

Пока произносилась эта фраза, вернулась Даша с чайником.

— Николаич — отличный мужик, — выступил я на защиту командира. — Строг, но справедлив. Вдобавок, насколько я знаю, академик первым начал обращаться с Николаичем словно со своим подчиненным.

— Сколько шума было! — со смехом поведала Даша. — Я думала, стены начнут ходить ходуном! Битва былинных богатырей.

Надо отдать справедливость — Елена тоже не смогла сдержать улыбки.

— Извините, однако отнимать персональный автомобиль — уже хамство. Или — уголовное преступление, — я тоже улыбнулся, давая понять, что сказанное — это шутка.

— Академики не привыкли обходиться без собственной машины, — вставила Даша.

— Командиры полков — тоже, — возразил я. — Откровенно говоря, у вас есть свое начальство, и при чем тут наш доблестный командир? К науке Николаич отношения не имеет. Ему бы с нашим воинством разобраться да безопасность вашу обеспечить.

— Послушайте, за какой бандой вы здесь гонялись? — внезапно поинтересовалась Даша.

Ее соседка невольно напряглась. Я был прав — нас можно ругать, однако и без нас неуютно и страшно.

— Ерунда. Врата действуют неизвестно сколько лет, и кое-кто с той стороны перебрался сюда.

— Душманы? — спросила Елена уже без своего привычного высокомерия.

Я лишь чуть пожал плечами.

— Кто ж еще? Но они не на своей земле.

— А знаете, сколько мы натерпелись страха, пока добрались до Врат? — спросила Даша. — Нам такие страсти рассказали по дороге! Еще хорошо, что не ехали!